Анатомия и физиология человека, 1997 - по настоящее время
Общественный Университет Портленда, Орегон, США

Я начала изучать анатомию и физиологию человека в Общественном Университете Портленда в штате Орегон осенью 1997 года. После многих лет обширного изучения лекарственных трав я была взволнована тем, что буду более глубоко изучать анатомию и физиологию человека, смогу в будущем получить ученую степень в области медицины и буду работать человеческим врачом.

Все выглядело хорошо. В первый день преподаватель показывал хорошее знание материала и уверенность. На следующий день было первое занятие в лаборатории. И вот, совершенно неожиданно нам велели провести вивисекцию крысы, хотя об этом не было сказано ни слова в расписании, и преподаватель ничего нам об этом не говорил. Это было начало моего кошмара. В описании факультета ничего не говорилось о том, что бесчеловечная вивисекция животных является составляющей учебного плана, и я нигде не могла найти описания педагогических методов этого университета. Я даже не знала, что этот вид практики еще существует в наши дни вообще, а в особенности, в заведении, которое считается одним из самых прогрессивных. Я была в шоке. Я никогда бы ранее не подумала, что от меня, студентки, продолжающей образование в области человеческого здравоохранения, изучающей курс "Анатомия и физиология человека" преподаватели будут требовать вивисекции крысы, кошки, ягненка или свиньи.

Для того чтобы стать хорошим практикующим врачом, я бы выбрала работу с человеческими трупами и фрагментами человеческих трупов. Как активист за права животных я также полностью не согласна с идеей экспериментов над животными. Я сказала своему руководителю, что не могу принимать участие в любой вивисекции. Меня волновали медико-физиологические вопросы различия в строении животных и людей, кроме того, эта жестокая практика противоречила моим моральным и философским убеждениям. Я попросила предоставить мне альтернативы и объяснила, что у меня не было проблем при работе с человеческими тканями, не говоря уже о множестве доступных альтернатив, таких как модели, компакт-дисковые запоминающие устройства и видеофильмы.

Он был ошеломлен, возможно, потому что никогда раньше не встречался с такой ситуацией. Он пытался переубедить меня, ссылаясь на то, что крысы специально для этого выращивались, а другие животные были отходами от пищевой промышленности. Я ответила, что я не принимаю этих оправданий и что обе эти индустрии противоречат моим убеждениям. Он заявил, что дело тут в моей брезгливости и что я должна учиться на животных, потому что так делал он. Другой учитель биологии сказала мне: " На этом этапе работы нужна уже какая-то зрелость. Я говорю студентам, что, если они не могут заниматься вивисекцией, им надо пересмотреть их решение о выборе профессии". Ее невежественный и опрометчивый ответ привел меня в ужас, рассердил и напугал. Она ничего не знала обо мне и о моем серьезном и обдуманном отношении к моему образованию и будущей профессии в сфере здравоохранения.

Декан отделения сказал моему руководителю, что преподаватель должен сам выбрать, как решить эти вопросы. Он сделал вид, что наблюдает, но не влияет на принятие решения относительно моего участия в экспериментах. Решение было принято не в мою пользу. Я сказала ему, что я уйду с этого отделения, а он предложил мне уйти из университета. Он предложил мне идти туда, где мои потребности будут удовлетворяться. Потом я поняла, что мне придется многое преодолеть, если я хочу получить образование в этом университете. Со слезами на глазах я увидела, что моя учеба в течение года и мои планы относительно карьеры уходят от меня.

Но я решила добиться альтернатив и отказаться от ущемления моей системы ценностей этими жестокими способами обучения, недостойными нашего времени. Более того, я не могла пойти в другой университет из-за моего материального положения. Так, я пошла в университетский женский клуб - инициативную группу поддержки, и наметила план действий. Для начала, я побеседовала со студентками. Знали ли они, что с экспериментами на животных в университете такая ситуация? Считают ли они, что вивисекция - это единственный способ обучения? Большинство членов этой группы было за альтернативы. Многие говорили, что использование животных при изучении анатомии и физиологии вызывает у них отвращение, но они вынуждены подчиняться, потому что это обязательно для получения степени. Во-вторых, я освежила свои знания о правах животных и обратилась за поддержкой в организацию "Люди - за этичное отношение к животным" и в Гуманное общество Соединенных Штатов. В этих организациях мне сразу предоставили помощь.

Я пользовалась планом организации "Люди - за этичное отношение к животным" по осущест-влению выбора практических средств обучения, а также списком учебных заведений, в которых животные не используются (список составлен Комитетом врачей, выступающих за ответствен-ную медицину). С тех пор успех был очевиден. Я посылала официальные письма деканам соот-ветствующих факультетов, в которых я требовала Закон о праве выбора студентами альтернатив вивисекции. Я также требовала держать меня в курсе дела при осуществлении альтернативной программы. Я сказала, что не могу участвовать в любых негуманных опытах на животных из-за своих глубоких религиозных и моральных убеждений относительно святости жизни. Они мне отвечали короткими письмами, в которых говорили, что рассмотрят этот вопрос, и желали мне успехов в учебе. Декан отделения науки сказал, что для рассмотрения этого вопроса на факуль-тете сформирован комитет и, поскольку у меня был опыт подобной работы в Студенческом со-вете, мне было предложено стать в этом комитете представителем студентов. Он не думал, что это правильно, но сказал, что обсудит это с комитетом и даст мне знать. На самом деле, он не проинформировал комитет, и я об этом не слышала ничего ни от одного члена комитета.

Университетское управление по студенческим апелляциям также решило не рассматривать этот вопрос, а передало дело другому декану. Прежде чем взяться за все это самой, я обратилась в студенческое самоуправление и к Президенту студенческого самоуправления с просьбой агитировать комитет взяться за это дело. И в конце концов комитет официально потребовал от администрации факультета и профессорско-преподавательского состава принятие закона о праве выбора студентами метода обучения. Этот закон дает студенту неограниченное право на альтернативы негуманной вивисекции. Согласно этому закону, студентам, которые не хотят участвовать в экспериментах над животными, никакое наказание не грозит. Закон был принят, подавляющим числом голосов. Решение было подписано членами ученого совета, текст официального документа был напечатан в университетской газете.

Но эта борьба напугала многих студентов. Некоторым нравилась вивисекция, другие считали, что мы берем на себя слишком многое - в конце концов, наши преподаватели лучше знают, как нас учить. Но этот закон не запрещал вивисекцию в университете. Это было лишь шагом к запрету вивисекции, но я чувствовала, что рассмотрение такого трудно решаемого законопроекта как полный запрет вивисекции в университете может помешать принятию более срочного закона. Многие из студентов, которые выступали против закона об альтернативных методах обучения, были молоды, и им никогда не приходилось дискутировать с властями. И в любом случае они по-прежнему могли проводить вивисекцию крыс. Единственное, что закон гарантировал, - студенты, не желающие участвовать в вивисекции по моральным соображениям, не могут быть принуждены к занятию вивисекцией, этим студентам университет обязан предоставить альтернативы. Моим главным аргументом было уважение к многообразию мнений (распространенный подход в то время), я делала упор на то, что неправильно не уважать моральные и духовные ценности других людей. Конечно же, иногда я добавляла, что являюсь налогоплательщиком, и, таким образом, вношу вклад в это общественное учреждение, но то образование, которое я получаю, меня не удовлетворяет.

В одном из многолюдных мест на университетской территории я показывала видеозапись вивисекции крысы, давала соответствующую информацию и собирала подписи под прошением. Так продолжалось 6 месяцев, и я собрала около 300 подписей - очень большое число.

Президент Студенческого самоуправления начал переговоры с администрацией вуза и профессорско-преподавательским составом и подобрал много разносторонней информации для всех деканов. Студенты не должны были посещать заседания комитета из-за того, что заседания происходили одновременно с занятиями, но президент студенческого самоуправления сумела устроить свои дела и посетила официальное собрание.

Исполнительный декан была со мной вежлива и проницательна. Она хотела оценить меня, мою искренность, мои намерения, увидеть, представляю ли я собой стереотип активиста за права животных. Конечно же, я показала себя иным образом: у меня были хорошо подготовленные аргументы, и я говорила все ясно. Я держалась сдержанно и спокойно. На мне был белый халат, у меня была с собой документация, в которой поддерживались мои аргументы. У меня были копии писем, которые я посылала деканам и их ответы, а также прошения с подписями. Я знала информацию очень четко и все преподносила, основываясь на фактах.

Встреча длилась два часа. Оба декана говорили со мной так, как будто я единственный человек на свете, у кого есть проблемы с вивисекцией, - они умели преуменьшать масштабы вопроса. Я возвращала проблеме прежний размер: я знала государственные цифры и факты, я говорила о том, что этот способ получения образования воспитывает у студентов неуважение к жизни. А поскольку деканами обоих факультетов были женщины, я связала проблемы дискриминации женщин и жестокого обращения с животными, чтобы лучше выразить мою точку зрения. Я избегала аргумента о недостатках вивисекции с точки зрения науки, потому что я не ученый и я не была настолько уверена, чтобы нанести поражение их аргументам в этой сфере. Они спросили меня, заплачу ли я дополнительные деньги, чтобы пользоваться более дорогими фрагментами человеческих тел, но я была против этого на том основании, что уже являюсь налогоплательщиком, а также потому, что это было бы наказанием за мои духовные убеждения.

В конце концов она спросила меня, что бы я хотела сказать ей прежде всего. Я сказала ей не воспринимать это как угрозу, но если не я, то кто-нибудь другой, подаст на университет в суд за ущемление религиозных прав студентов. Я объяснила, что в случаях, когда дело доходит до суда, и законодательная, и судебная системы чаще склоняются в сторону альтернатив. Один раз студентка выиграла $95000 в качестве возмещения вреда, нанесенного ей университетом. Если дело дойдет до суда, то университет, скорее всего, потеряет много денег, поэтому для всех было бы легче принять закон о праве выбора студентом методов обучения. Если то решение, которое я хочу, не будет принято, я отдам дело на рассмотрение в более высокие инстанции, а также привлеку средства массовой информации. Итак, я говорила ей, что не остановлюсь, пока не будет принят официальный закон. Через месяц он был принят.

Формулировка закона, принятого комитетом, выглядела не совсем так, как я писала, но она включала в себя важные элементы: "Мы относимся с уважением к тому, что наши студенты имеют разные религиозные, моральные и духовные взгляды, и эти взгляды влияют на их отношение к вивисекции в процессе обучения… Мы будем работать со студентами, выступающими против вивисекции, и будем стараться предоставить допустимые как для них, так и для нас альтернативы".

Вообще, я вполне удовлетворена. Следующие студенты, которые будут против вивисекции, смогут успешно учиться. Поскольку моя учеба затянулась, я еще изучаю анатомию и физиологию, но мне надо продолжать мою учебу. Я бы хотела увидеть конец вивисекции в учебных заведениях, но понимаю, что это произойдет не сразу. Вивисекция в науке слишком укоренилась. Однако новый закон в Портленде является шагом в правильном направлении. Другие студенты также вносят свою лепту, и все это является дорогой к полностью гуманному образованию.